Знамение это, мне кажется, можно назвать печатью Предвечного. Оно служит основанием всякого создания, символом вечности, знаком, выражающим и содержащим четыре стихии, на котором происходят все изменения в составе материи, источником духовной и физической жизни.
– Так, значит, изучение креста – это особая наука?
– И огромная! Некогда эта наука преподавалась отчасти в тайниках храмов высшим посвященным; во всех вероучениях древности этот таинственный символ, талисман для нападения и защиты против всего нечистого играл особую роль.
Да, Андрей, для того чтобы постичь эту науку, надо работать, начиная с неофита и до степени мага; я много трудился, а все еще далек от полного понимания этой дивной науки.
Жизнь в городе магов протекала спокойно. В школах шло обучение, а иерофанты незаметно готовились к обороне города против орд Абрасака, всеми силами спешившего со своими приготовлениями. Дахир и Калитин по-прежнему продолжали свои ежедневные беседы по самым разнообразным вопросам.
– Ты сказал мне, учитель, что охватившее Землю полное неверие значительно способствовало разрыву связи ее с божественной благодатью. Правда, в мое время на веру в Творца, святых покровителей и молитву смотрели как на архаические остатки смешных предрассудков.
Благодаря Богу, я вполне отрешился от этих заблуждений и в полном смысле слова поклоняюсь тому, что презирал, но одного все-таки не понимаю. Вы, учителя наши, обладаете и верой, и благочестием, и знаниями, а между тем не называетесь святыми.
– Да просто потому, что мы не святые, – рассмеялся Дахир в ответ.
– Но почему же? Вы так же добры и много ученее большинства святых, жития которых я читал, – настаивал Калитин.
– С удовольствием вижу, сын мой, что ты во всем любишь доходить до точки, как говорится. В данном случае ты желал бы разобраться в том, какая разница в путях восхождения между святостью и научным трудом? Изволь.
Это, видишь ли, два пути, ведущие к одной и той же цели – совершенству.
Святость ведет к идеальной нравственности воспитанием чувств и инстинктов; она развивает сердце, сосредоточение в молитве, самоотречение и самопожертвование на благо ближнего. Вместе с тем это также изучение всевозможных изгибов души, страдающей физически и нравственно, в связи с полным забвением самого себя. Короче говоря, это – воспитание души и в то же время познавание величия Божия в самом высоком создании Творца – в Его неразрушимой искре.
Путь адепта, путь научный, это, главным образом, воспитание разума, изучение начал и законов природы, управляющих космическими силами. Словом, это – знание эволюции Вселенной и человека, познание величия Творца в Его лаборатории.
Подводя итог, повторю, что наука говорит разуму человека, а религия, т.е. область святости, говорит сердцу. У всех у нас имеются ум и сердце, хотя первый бывает зачастую затемнен; но, разумеется, добросердечных людей несравненно больше, чем светлых умов. Большинство можно вести только при посредстве чувства и очень мало доступных теоретическим понятиям. Отсюда следует, что религия – необходима как интеллигентным людям, не могущим вполне отделить себя от тела, так и массе, для которой всегда недоступны высоты отвлеченного мышления; тогда магическая наука – ввиду того, что изучение ее опасно и склонно смущать слабые натуры, – должна быть недоступна толпе и может служить лишь достоянием людей крепких умом и духом. Но так как для достижения совершенства дух человеческий должен обладать обеими ветвями знания в одинаковой пропорции, то праведник переходит впоследствии к изучению науки, а ученый к неизбежному познанию самопожертвования и любви к Богу и людям.
Считаю необходимым добавить, что тот, кто стал адептом, не будучи праведным, гораздо больше рискует споткнуться на своем пути и злоупотребить своим знанием, потому что в недрах души его таятся еще земные страсти. Святой, наоборот, скорее освобождается от слабостей человеческих, и самоотречение возносит его выше в светлых сферах, нежели наука адепта, по крайней мере на первых, низших ступенях знания, потому что он должен жертвовать собой, если хочет подняться по крутому пути совершенства.
Доволен ли ты теперь и хорошо ли меня понял?
– Превосходно, учитель, и благодарю за твою доброту.
– Скажи, однако, что именно тебя угнетает, и я постараюсь дать объяснения, которые рассеют смущение, вызванное разными возникшими у тебя вопросами.
– Ты читаешь в моей душе, дорогой учитель. Нивара сказал о ленте астральных клише, скрепленной с нашей старой матерью-Землей.
Он утверждал, что та лента, которою наградили теперь Землю, происходит из другого, подобного же мира, окончательно разрушенного и разлагающегося на свои первобытные вещества.
– Что же тут такого тревожного? В великом хозяйстве Вселенной каждая частица занимает свое место и работает для сохранения всемирного равновесия. Огненная лента с астральными клише не может быть уничтожена потому, что заключает в себе первородное вещество, т.е. стихийные силы. Лента разворачивается вместе с вращением опоясываемой ею планеты, а заключающиеся в ней астральные клише материализуются по мере появления их на месте действия. Это своего рода программа огромной школы для всех существ.
– Да, это ясно. Однако как согласовать это не только с идеей справедливости, как я ее понимаю, но и с принципом свободной воли, или ответственностью за наши действия, когда души вынуждены – если возможно такое сравнение – разыгрывать роли актеров, будучи обязаны жить и действовать на основании клише, начертанного кем-то другим, и роковым образом терпеть последствия совершенных этим «другим» деяний, притом совершенно независимо от своего желания становясь, согласно начертанному клише, – злодеем или святым?