Авани поправила огонь на престоле, помолилась и ушла в свою нишу.
Недавно покинувшая ее Уржани рассказала, что сражение было, вероятно, проиграно, потому что приятели Абрасака вернулись словно обезумевшие и заперлись по своим домам. Среди «обезьян» господствовала, по ее словам, паника, и никто из вернувшихся не знает, по-видимому, что сталось с Абрасаком.
– Для нас было ясно, что несчастный безумец побежден. Он затеял войну против тех, могущество и знания которых были ему не вполне известны, и мне жаль его от всего сердца, – закончила свой рассказ Уржани.
– Подобно Икару, мечтал он на крыльях из воска достичь неба… А между тем в нем живет сильная, мужественная душа, и было бы жаль позволить такой силе бесполезно угаснуть, – заметила Авани.
– Ты права, Нарайяна не стал бы так настойчиво покровительствовать ему, если бы не угадал в нем избранного духа, которого ослепили потом несчастные обстоятельства. Однако я ухожу. Мне надо быть дома, и предчувствие говорит, что скоро нас освободят.
Она покинула грот, дружески простившись с подругой, а та поднялась в нишу, намереваясь вернуться в свою комнату и молиться, как вдруг в храм вошел Абрасак.
Шатаясь как пьяный, смертельно бледный, подошел он к жертвеннику, но вдруг свалился на первой ступени. По-видимому, он был разбит душой и телом.
Авани поспешно сбежала вниз и, убедившись, что Абрасак был без памяти, намочила в воде бассейна полотенце, которым отерла его запыленное лицо; достав затем из-за пояса флакон, она вылила несколько капель в горевший на жертвеннике огонь, и сильный, живительный аромат разлился в пещере. Взяв чашу, наполненную до половины красной жидкостью, Авани вернулась к Абрасаку, а тот открыл уже глаза и с усилием приподнялся.
– Хочу пить! – прошептал он.
Авани поднесла чашу к его губам, и он с жадностью напился. Вдруг схватился он руками за голову и, задыхаясь, отрывисто выкрикнул:
– Они победили, и я просто беглец, очутившийся в их власти.
– Человеку свойственно спотыкаться на пути жизни. Гордость твоя и нечистое чувство побудили тебя употребить во зло свое знание; но раскайся же теперь, сознай свою слабость, и ты встретишь снисходительных судей.
– Снисходительных? – и он сухо рассмеялся. – Снисходительность их выразится, конечно, в каком-нибудь дьявольском наказании.
– Стыдись и не забывай, что победители твои – существа высшие, не способные на мелочное и жестокое чувство. Наказание, которое на тебя наложат, послужит лишь твоему возвышению; а чем искреннее проявишь ты раскаяние, тем снисходительнее будет их приговор. Строго наказываются лишь возмущение и упорство! Знаю, ты боишься справедливого гнева Нарайяны, но я уверена, что никакая пошлая мстительность не может руководить столь благородным противником и, если он увидит твое искреннее раскаяние, то простит, как отец прощает заблудшего сына.
– Ты не знаешь, как тяжко унижаться и сознавать себя беспомощной игрушкой, которую рука хозяина может разбить и уничтожить! – мрачно прошептал Абрасак.
Авани вздрогнула и отодвинулась:
– Неужели ты не видишь, Абрасак, что тебя наущают духи тьмы? Они цепляются за тебя и нашептывают гордыню и возмущение! Гони прочь этих темных советчиков, порожденных страстями твоими, нечистыми вожделениями, чрезмерным самомнением и властолюбием. Оттолкни этих негодных слуг! Пусть они сгинут от голода, когда ты перестанешь питать их веянием страстей своих.
Сломи свою гордость, очистись и молись! Ты воздвиг храм и низшие существа научил поклоняться Божеству, а собственной душой пренебрег.
Или ты забыл, что молиться – значит черпать свет, теплоту и силу из самого очага Всемогущего. Почему не хочешь ты прибегнуть к этой высшей милости, ниспосылаемой всякой душе, отчего не воспользуешься талисманом, даруемым всем слабым и обездоленным, который отняли у тебя гордость твою и непомерное тщеславие? Высшие маги, верховные иерофанты смиренно повергаются ниц перед Божеством, дабы черпать силу и мудрость из источника света высшего. И чем выше стоят они на лестнице совершенства, тем становятся смиреннее, потому что истинное величие заключает в себе сознание неизмеримости предстоящего пути к совершенству. Поверь, я желаю тебе добра, – смирись и молись, а силы добра защитят тебя, вдохновят и поведут к свету!
Абрасак молчал, а его страшное возбуждение сменилось полным упадком духа. В это время Авани опустилась на колени перед престолом и принялась горячо молиться.
В божественном городе разбушевавшиеся стихии быстро успокоились и взошедшее солнце осветило поле сражения, где погибло столько тысяч живых существ, не оставив после себя никаких следов, кроме небольшого слоя пепла.
Маги собрались на совет для обсуждения дальнейших мероприятий. Находился тут и Нарайяна, но был, по-видимому, не в духе.
– К чему вызвали вы бурю и тьму, чем помешали моим войскам принять решительное участие в бою? К чему я столько трудился для образования армии, если все могла сделать эфирная сила?
– Скажи лучше, когда ты перестанешь быть легкомысленным? – ответил Эбрамар. – Между тем тебе следовало бы понять, что никто не мешал твоим воинам, где только было возможно, померяться силами с противником и испытать свои доблести. Вне этого истреблено было все, что должно было погибнуть как бесполезное уже и опасное. Бесцельная бойня была излишня, и «обезьян», как величает Абрасак своих подданных, достаточно разредили; что же касается твоих солдат, стоящих уже много выше в умственном и физическом отношении, то они пригодятся при основании будущих царств.